Первая встреча русских и чукчей произошла летом 1642 года на реке Алазее. Не все даже знают о существовании такой огромной реки, протекающей на востоке Якутии, – а ведь она длиннее Рейна, самой большой водной артерии Западной Европы. Но если три с лишним века назад на берегах Рейна уже жили миллионы людей, то по берегам Алазеи, протянувшимся на полторы тысячи километров, кочевало лишь несколько сотен первобытных людей.

И 374 года назад 15 казаков – весьма крупный для тех мест и времён отряд – во главе с атаманами Иваном Ерастовым и Дмитрием Зыряном из устья реки Индигирки морем вышли к устью Алазеи. Там-то они и повстречали ранее неизвестное племя, о котором позднее сообщили московскому начальству: «Живут те чюхчи промеж Алазейскою и Колымскою реками на тундре, сказывают их человек с четыреста и больше… Чюхчи в государеве ясаке отказали и по обе стороны Алазейские реки обошли, и учали нас с обеих сторон стрелять».

Казаки попробовали заставить «чюхчей» платить ясак – дань мехами соболей, песцов и лисиц. Те отказали и целый день, несмотря на огонь казачьих ружей, обстреливали отряд Ерастова из луков. Из 15 казаков 9 были ранены чукотскими стрелами с костяными наконечниками – русский отряд отступил.

Но от планов освоить манившие несметными богатствами земли на самом северо-восточном краю Азии русские первопроходцы не отказались. Ведь именно здесь массово добывалось то, что к западу от Урала ценили буквально на вес золота, – не только драгоценные меха, но и «рыбий зуб», то есть моржовый клык.

В конце XVII столетия хороший дом в Москве стоил 10 серебряных рублей, ровно столько в Западной Европе давали за две шкурки «седого соболя» с серебристым отливом или четыре моржовых клыка, которые тогда ценились дороже слоновьей кости. Удачливый казак-первопроходец за год добывал цену почти сотни московских «квартир», а продажа за границу соболей и «рыбьего зуба» обеспечивала в те века значительную часть доходов царской казны – примерно как в наше время экспорт нефти и газа.

Поэтому первопроходцы XVII столетия шли к заполярному «Эльдорадо», не глядя ни на какие природные и военные трудности. Помимо чудовищных расстояний, гигантских даже по меркам XXI века, помимо тяжелейшего климата с морозами за пятьдесят градусов ниже ноля и полярными ночами было еще и сопротивление местных племён.

Народы Крайнего Севера с разной степенью ожесточённости сопротивлялись такому нововведению пришельцев. Но когда к кочевникам, рыбакам и охотникам, жившим в каменном веке и не знавшим даже железа, приходили стрельцы и казаки со стальными саблями и ружьями, итоги боевых столкновений почти всегда были не в пользу аборигенов, и местные племена предпочитали договариваться с русскими о размерах «государева ясака», пушной дани.

Тем более что в обмен на подати «служилые люди» московского царя не только заводили привлекательную торговлю, но и гарантировали защиту от набегов соседних племён. Междоусобные войны были бичом северной жизни, и в ряде случаев уплата дани русским становилась предпочтительнее независимого существования под ударами столь же первобытных соседей.

Именно так «под руку» далёкой Москвы перешли многие роды коряков и юкагиров, страдавших от постоянных грабительских набегов чукотских племён. Фактически меховую дань эти люди, жившие между Колымой и Камчаткой, обменивали на безопасность от боевитых чукчей. Ведь три века назад чукчи отличались необыкновенной воинственностью на фоне иных северных племён.

«Настоящие люди» из каменного века

Само название чукчи происходит от чукотской фразы «богатые оленями» – так кочевые «настоящие люди» представлялись русским казакам в XVII веке в тех немногих случаях, когда обоюдные контакты заканчивались миром, а не войной.

За полвека, с 1653 по 1710 год, «речные» чукчи восемь раз воевали с русскими и осаждали Нижнеколымский острог. Но в итоге перманентных войн со всеми, включая своих же чукотских родичей, немногочисленные колымские «речные чюхчи» были почти полностью уничтожены. Их остатки бежали по тундре аж на две тысячи километров к западу, в низовья Енисея, где в середине XVIII века были окончательно истреблены тунгусами-эвенками.

Принуждая аборигенов Сибири к уплате «ясака», казаки обеспечивали их подчинение и лояльность тем, что брали от каждого племени «аманатов»-заложников, живших в казачьих острогах. В случае отказа от выплаты дани или нападений «аманаты» отвечали своими жизнями. Но в отношениях с чукчами эта проверенная система подчинения дала сбой – легко рискуя своей жизнью в боях, на охоте или в плаваниях по ледяным водам северных морей, чукчи столь же легко относились к жизням своих родственников, попавших в «аманаты» к казакам. Институт заложничества в отношениях с чукчами не работал.

Вдобавок, чукчи жили первобытно-общинным строем, их вожди – «эремы» или «тойоны» – были всего лишь авторитетными родичами, а не полновластными князьями. Поэтому русские просто не могли найти у чукчей ту «вертикаль власти», которую можно было бы уничтожить, подчинить или подкупить.

Прирождённые убийцы

Сама суровая жизнь на Крайнем Севере, необходимость постоянно двигаться и охотиться, делала чукчу прирождённым воином, умелым и выносливым, способным, по описаниям очевидцев тех лет, целый день напролёт бежать по тундре, преследуя диких оленей. При этом всех описаниях жизни и быта чукчей XVIII столетия отмечается, что даже на стойбищах во время отдыха они постоянно занимались военной подготовкой.

Культура и психология чукотских племён трёхвековой давности были нацелены на постоянную войну против окружающего мира. Жестокость и доблесть считались желанным и неотъемлемым качеством мужчины-чукчи, который должен был жить прежде всего воином, побеждающим и обирающим соседние народы.

Чукчи имели свой военный устав, как жить и действовать на войне, оформленный в виде совокупности рифмованных «боевых заклинаний». Перед началом войны обычно приносили магические жертвы – оленей или собак, а в особо важных случаях и выбранных шаманами людей. Подобно индейцам, чукчи наносили на себя татуировки – воины татуировали у себя на руках точки или изображения человечков по количеству убитых врагов.

Во время походов и перед боем, чтобы подхлестнуть нервную систему и физические резервы организма, чукчи нередко использовали наркотическое опьянение. Для это они жевали грибы-мухоморы, а самым лучшим средством для входа в боевой транс считалось выпить мочу человека, предварительно наевшегося мухоморов…

Командовали чукотскими дружинами выборные вожди – «тойоны». На 1731 год русские знали о трёх таких вождях, самых сильных на Чукотке, – тойон Наихню возглавлял войско численностью 700 воинов, у тойона Хыпая бойцов было около тысячи, а тойон Кея командовал пятью сотнями воинов. Воинами считались все мужчины чукотских родов, за исключением малых детей и совсем немощных стариков.

«Для прибыли государственной…»

Первый поход русского отряда за «ясаком» на Чукотку состоялся в 1660 году. Отряд под началом Курбата Иванова провёл несколько боёв с «каменными чюхчами», но успехов в сборе меховой дани не добился. И следующие 80 лет шла настоящая война русской власти с различными кланами чукчей. Стороны обменивались набегами и налётами, практически каждый год происходило одно или несколько крупных (по меркам Крайнего Севера) столкновений казаков с чукчами. Зачастую русские ходили в походы против «настоящих людей» вместе с юкагирами и коряками, которые постоянно страдали от набегов воинственных чукчей.

К концу царствования Петра I далеко на западе русская армия с успехом воевала против шведов, турок и персов, зато в самом дальнем северо-восточном углу Азии оставался непокорённым маленький первобытный народ, не знавший железа и упорно отказывавшийся платить дань русскому царю. Другие окрестные народы – эвены, юкагиры, коряки, ительмены – тоже периодически бунтовали, но «ясак» платили и считались подданными России.

Чукчей же не считали русскими подданными даже любившие выдать желаемое за действительное присылаемые из Москвы сибирские и якутские воеводы. Всю Сибирь, от Урала до Охотского моря, русские прошли и застроили острогами всего за 60 лет. Но за 80 лет с момента первого контакта с чукчами на территории их постоянного проживания и кочевания так и не удалось построить ни одного русского поселения.

Лишь на юго-западе современного Чукотского автономного округа, на территории корякских кочевий, ещё Семён Дежнёв в 1649 году построил Анадырский острог. «Никакова ясаку не платили, и ныне платить не будем», – доносил ответ чукчей начальству крещёный юкагир Иван Тёрешкин, в 1711 году отправленный из Анадырского острога на переговоры.

Более того, в 20-е годы XVIII века чукчи активизировали свои набеги на платившие «ясак» окрестные племена, чем подрывали авторитет русской власти. Почти за 6 тысяч вёрст от Чукотки, в далёком Петербурге, решили больше не терпеть такие безобразия, и весной 1727 года Сенат Российской империи повелел организовать особую «экспедицию» для окончательного покорения северо-восточного угла Азии.

Была еще одна немаловажная причина, требовавшая скорейшего покорения Чукотки. Уже были разведаны пути на богатую мехами Аляску, и Камчатка с Чукоткой рассматривались в Петербурге как удобный плацдарм для продвижения на новый континент. Поэтому на «плацдарме» требовалось срочно навести порядок и установить наконец российскую власть.

«Анадырская экспедиция»,
или три винтовки для чукчей

Задуманное весной 1727 года покорение Чукотки вошло в историю как «Анадырская экспедиция», по имени Анадырского острога, ставшего базой для походов против чукчей. В «экспедицию» вошёл 591 человек – сибирские казаки, солдаты, рекруты и даже ссыльные каторжники, которым пребывание в заключении заменили на дальний поход.

На вооружение «Анадырской экспедиции» поступило 11 пушек, 700 ядер, 4 ручные мортиры, 410 гранат к ним, 150 ручных гранат и 400 фузей с большим количеством боеприпасов. На крайний север из Петербурга везли даже самое «высокотехнологичное оружие» тех лет – пороховые ракеты. Они должны были пугать аборигенов Чукотки, как писалось в сенатской инструкции, «для страху, понеже никогда они того не видали».

Поскольку собирались не только воевать, но и договариваться с чукчами о вступлении в подданство России, то для подарков вождям кланов везли медные котлы, зеркала, железные иголки, а также 10 пудов табака и 50 ведер водки.

По меркам того времени «экспедиция» была неплохо подготовлена и хорошо вооружена. Но в далёком Петербурге допустили стратегическую ошибку. Изначально «экспедицию» возглавил якутский казачий голова Афанасий Иванович Шестаков, и уже вдогонку к нему из Петербурга назначили военного руководителя «экспедиции» – капитана Тобольского драгунского полка Дмитрия Ивановича Павлуцкого.

Два командира, не желавшие подчиняться друг другу, тут же разругались. До Якутска из Петербурга в те времена добирались почти год, еще год ушёл чтобы окончательно собрать в Якутске все силы и средства будущей «Анадырской экспедиции». За это время драгун Павлуцкий и казак Шестаков окончательно рассорились – в итоге летом 1729 года они разделились, отряд первого двинулся на Чукотку через Колыму, а второй решил идти на чукчей через Охотск. Заметим, что Нижнеколымский и Охотский остроги разделяло расстояние почти в 1000 вёрст.

Перезимовав в Охотске, весной 1730 года отряд Шестакова двинулся на север вдоль побережья Охотского моря, чтобы перехватить чукчей, по завершении самого холодного времени года совершавших регулярные грабительские набеги на коряков. 13 марта казачий голова от местного населения получил известие о крупном отряде «каменных чюхч» и тут же бросился в погоню.

Столкновение произошло на следующий день, когда небольшой русский отряд вдруг оказался перед лицом превосходящих сил противника. Под началом Шестакова было 127 человек: 23 казака, 10 якутов, 81 ламут и тунгус (эвен и эвенк) и 52 союзных коряка. Часть ламутов-эвенов, испугавшись большого числа чукчей, перед боем дезертировали.

Немногие выжившие позднее доносили, что чукчей было почти две тысячи. Правда, «настоящие люди» ходили в набеги вместе с семьями, жёнами и детьми – то есть бойцов в этом семейном отряде было около 300. В любом случае чукчи имели значительное превосходство, а уступая русским в оружии, они наголову превосходили по боеспособности их северных союзников.

Эта большая по меркам Крайнего Севера битва произошла 14 марта 1730 года у реки Ягачи (ныне это территория граничащего с Чукоткой Пенжинского района в Корякском округе Камчатского края). Для сражения Шестаков построил свой отряд так: на правом фланге эвенки, на левом – коряки, а в центре – маленькая группа русских и якутов, вооружённых ружьями. Казачий голова, видимо, надеялся на их огонь, тем более что у него имелась даже такая новинка, как три нарезные винтовки, стрелявшие в четыре раза дальше гладкоствольных.

Но чукчи не дали своим противникам реализовать техническое преимущество. Русские и якуты отбили атаку в центре, но главные силы «настоящих людей» били по флангам. Смяв эвенков и коряков, чукчи с трёх сторон атаковали русский центр и, выдержав ещё один залп, довели дело до рукопашной, где уже сказалось их численное преимущество.

Отряд Шестакова был полностью разбит. Сам казачий голова, одетый в кольчугу, был осыпан множеством стрел, костяной наконечник одной из которых смертельно ранил его в шею.

Бегством сумели спастись лишь несколько казаков и их северных союзников. По меркам Крайнего Севера чукчи захватили богатейшие трофеи – не только знамя отряда Шестакова, но и 12 кремневых ружей-«фузей», все 3 нарезные винтовки, дюжину железных кольчуг, столько же ручных гранат и немало холодного оружия.

Ледяной поход капитана Павлуцкого

Большая победа настолько вдохновила чукчей, что они своими набегами буквально затерроризировали окрестности Анадырского острога. В радиусе 200 вёрст от него по дошедшим до нас русским налоговым документам на 1730 год числилось 558 «ясачных» коряков, то есть глав семейств, плативших пушную дань в обмен на защиту. И за лето того года ободрённые разгромом отряда Шестакова чукчи убили пятую часть этих российских «налогоплательщиков».

Известие о разгроме и гибели Шестакова его соратник-соперник капитан Павлуцкий, находившийся на Колыме, получил через три месяца. Он тут же двинулся к Анадырскому острогу, которого достиг лишь 3 сентября 1730 года, пройдя за два месяца по безлюдной тундре свыше 700 вёрст. Здесь драгунский капитан обнаружил, что прославленный Анадырский острог – это деревянный частокол на острове посреди реки всего с одной сторожевой вышкой и дюжиной изб и амбаров. Гарнизон единственного русского укрепления на Чукотке насчитывал всего 18 казаков, безвылазно сидевших за забором «в осаде» из-за опасения «чюхч».

В отряде Павлуцкого было 150 солдат и 57 казаков – очень внушительная для тех краёв сила. Но памятуя о поражении Шестакова и боеспособности противника, поход вглубь Чукотки отложили на год. За зиму солдаты и казаки Павлуцкого начали перестраивать Анадырский острог, превращая его в настоящую деревянную крепость со стенами выше 3 метров и пятью башнями.

В марте следующего 1731 года, получив с Камчатки дополнительные припасы, отряд Павлуцкого выступил в карательный поход на чукчей. Войско в 215 русских, 160 коряков и 60 юкагиров было самым большим, которое когда-либо ранее вторгалось вглубь Чукотского полуострова.

Северные расстояния были столь велики, что Павлуцкий впервые столкнулся с противником лишь через три месяца после начала похода где-то в районе Залива Креста, в 700 верстах от Анадырского острога. 7 июня 1731 года русский отряд оказался перед устьем большой «незнаемой» реки, впадающей в Чукотское море. Это уже почти Заполярье, в июне на реке только начинался ледоход, вода покрыла подтаявший лёд, и препятствие форсировали северным образом – устье просто обошли большой дугой по ещё крепкому морскому льду. Однако когда Павлуцкий и его люди подошли к берегу, то там их уже ждали около тысячи чукчей в полной боевой готовности.

Ополчение «тойона северо-восточного моря» Наихню следило за русским отрядом и подловило его на выгодной позиции. Чукчи стояли на высоком берегу, а русские, коряки и юкагиры — на рыхлом льду, от берега их отделяла полоска подтаявшей воды. Чтобы выйти на берег, надо было пройти метров 20 по пояс в ледяном прибое и под градом чукотских стрел.

И тут русские XVIII столетия продемонстрировали, что они тоже очень боеспособный народ. Едва завидев вооружённых чукчей, Павлуцкий моментально бросился в атаку через воду. Тойон Наихню просто не ожидал, что его атакуют так сразу и из такого неудобного положения. Держа ружья надо головой, солдаты и казаки выбрались из ледяного моря на берег и кинулись в бой.

Отступать на родной земле чукчи не хотели, упорное сражение длилось до вечера. Сказалось превосходство огнестрельного и стального оружия русских. В ходе долгого боя на берег переправили обоз отряда Павлуцкого, и драгунский капитан надел захваченные в поход рыцарские латы. Многие казаки имели кольчуги, и вслед за «рыцарем» Павлуцким они врубались в ряды чукотских воинов.

К вечеру казаки и солдаты убили свыше 400 чукчей, остатки войска тойона Наихню бежали. По чукотскому обычаю, семьи воинов находились тут же, наблюдая за боем своих мужчин. И отступающие чукчи, тоже в соответствии с национальным обычаем, зарезали несколько сотен своих детей, чтобы облегчить оленьи упряжки и не оставлять потомство врагу.

Отряд Павлуцкого потерял в том бою лишь 8 человек убитыми, но было множество легкораненых. В качестве добычи войскам «Анадырской экспедиции» досталась сотня пленных женщин и детей, кого чукчи бросили, не успев зарезать, и свыше трёх тысяч оленей.

«Чюкоцкая земля самая пустая…»

Следующее большое сражение состоялось через три недели. Неожиданно отряд Павлуцкого на марше с двух сторон атаковало свыше тысячи чукчей – ополчение «тойона восточного моря Хыпаю» и остатки воинов разбитого ранее «тойона северо-восточного моря» Наихню. Но бойцы Павлуцкого не растерялись: соорудив из поставленных вертикально саней-«нарт» кольцевую стену, они ружейным огнём отбили неожиданный бросок и сами перешли в контратаку.

Бой продолжался несколько часов. Потеряв три сотни убитыми, чукчи отступили. На этот раз русским достались минимальные трофеи – десяток пленных и немного оленей. Радовало лишь то, что в этом бою в отряде Павлуцкого не было убитых, но вновь было несколько десятков раненых.

В середине июля 1731 года войска «Анадырской экспедиции» вышли на самый восточный берег Чукотки. Всего лишь в сотне с лишним вёрст от них лежала Америка. Здесь, на краю Азии, отряд Павлуцкого встретил стойбища «пеших чюхч», которых возглавлял «тойон северного моря» Кею.

На первой встрече 14 июля 1731 года тойон Кею в обмен на медные котелки и зеркала согласился платить «ясак» и даже войти в русское подданство. Однако когда на следующий день Павлуцкий с частью отряда подошёл к его стойбищу, то был атакован пятью сотнями чукотских воинов. Мы уже никогда не узнаем, что произошло – переел ли тойон Кею «боевых» мухоморов накануне ночью или заранее планировал обмануть русских…

Битва продолжалась целый день; к вечеру, потеряв почти половину воинов убитыми, люди тойона Кею отступили. Отряду Павлуцкого разгром крупнейшего войска «пеших чюхч» обошёлся в одного убитого казака и три десятка раненых. Но трофеи вновь были невелики – всего тридцать оленей и несколько пленных.

Итогом боёв Павлуцкого стало первое попавшее в Петербург подробное описание Чукотского полуострова. «Чюкоцкая земля кругом Анадырского носу, – писал драгунский капитан далёкому начальству, – самая пустая, лесов и никаких угодей в той земле, рыбных и звериных промыслов не имеетца, токмо довольно каменных гор да воды, а больши во оной земли ничего не обретаетца, и вышеписанные немирные чюкчи живут во оной земле при морях и питаютца нерпой и моржевым и китовым жиром и травой…»

До осени 1731 года «экспедиция» Павлуцкого прошла пешком по Чукотке, по горам, болотам и тундре свыше 2 тысяч вёрст. Помимо трёх больших сражений с чукчами было множество мелких стычек, разорили немало их стойбищ. По подсчётам Павлуцкого, всего убили 1452 взрослого чукчи мужского пола.

Но общий итог похода вызвал вопросы. В плюс можно было отнести лишь большие потери, нанесённые самой боеспособной части «настоящих людей», и возврат трофеев, захваченных чукчами при разгроме отряда Шестакова – русские отбили и знамя, и все три нарезных винтовки (это новшество чукчи так и не оценили), и дюжину железных кольчуг. Кроме того, из рабства у чукчей освободили 42 коряка и 2 русских (имена и фамилии последних документы XVIII века сохранили до наших дней – Илья Панкарин и Анна Ворыпаева).

Но военное поражение и большие потери не сломили чукчей. Наоборот, осознав могущество надвигающейся России, они стали объединяться, и после похода Павлуцкого в последующих набегах на русские владения стали участвовать даже те дальние кланы чукчей, которые ранее никогда не покидали берега Чукотского моря.

Не решила экспедиция Павлуцкого и финансовый вопрос – ценных мехов, ради которых собственно и покоряли всю Сибирь, захватили до обидного мало, всего 136 «красных» лисиц и пять «сиводущатых» (один из самых дорогих мехов). Конечно, в Москве такая «пушная казна» стоила рублей 500, огромное богатство для одного человека. Но затрат на «Анадырскую экспедицию» это не покрывало даже на десятую часть.

Ещё за весь поход бойцы Павлуцого захватили свыше 40 тысяч оленей. Но в постоянных стычках с чукчами пасти эти полудикие табуны было невозможно, поэтому часть оленей съели, а большую часть просто растеряли: вернувшаяся в Анадырский острог 21 октября 1731 года «экспедиция» привела с собой менее тысячи.

Война с чукчами оказалась сложной, дорогой, а главное – бесконечной.