«Евгений Онегин» в Большом: Куда, куда вы, гуси, удалились?

Давно мы не размещали здесь рецензии, надо исправить. Что там у нас в Большом театре дают?

О новой постановке Евгения Арье на Исторической сцене Большого театра.

За неделю до премьеры интернет облетели кадры с репетиции оперы «Евгений Онегин», где на Исторической сцене Большого театра пляшут гуси, медведь качается на качелях, Евгений Онегин появляется с головой медведя, и даже в сцене письма Татьяны гуси так же кружат вокруг нее. Видео впечатлило многих. Для «традиционалистов» это был очередной повод повздыхать: «Доколе на сцене Большого будет твориться вакханалия?». Для «прогрессивных» это было просто комедией. Поверить, что этот детский утренник происходит всерьез, было сложно.

Ажиотаж, возмущения и насмешки разрослись настолько, что режиссеру Евгению Арье даже пришлось дать интервью по заказу пресс-службы Большого театра, чтобы как-то успокоить людей. Интервью, как и большинство официальных материалов пресс-службы театра, осталось совершенно без внимания, но забавно было то, что люди, которые отчаянно пытались замысел режиссера понять и оправдать, начали сравнивать «гусей» с мировыми режиссерами-мастерами китча, вроде Барри Коски и Стефана Херхайма. Безусловно, Арье, как неопытный оперный режиссер, многими вдохновлялся, но до эстетики и поэтики упомянутых режиссеров ему оказалось дальше, чем до луны.

Татьяна — Анна Нечаева Источник: пресс-служба Большого театра. Автор: Дамир Юсупов

Главное откровение премьеры: гуси пляшут на полном серьезе. В интервью режиссер намекал, что это пародия. Многие были убеждены, что это пародия — ну не может же детский утренник происходить на полном серьезе? Но, как оказалось, может.

Едва поднимается занавес, зрители видят декорации, дешевле которых Большой театр еще не делал. Во всю глубь сцена укрыта пластмассовым зеленым газоном с рынка стройматериалов. По периметру все обтянуто белыми тряпками. На газоне, как садовые гномы, тут и там разбросаны маленькие фигурки куриц и гусей.

Ощущение, что попал на дачный участок к какому-то разорившемуся олигарху из 90-х. Выходит помещица Ларина, ее дочери — весь сюжет оперы идет без китча и какой-либо пародийности. Зрители блаженно засыпают от пустоты происходящего. И тут появляются они. На сцену выходит хор крестьян, часть которых одета в ростовые куклы гусей, которые начинают залихватски бегать и, как в детском саду, «клевать» медведя. Зрители пробуждаются и охотно происходящему аплодируют. Чем эта сцена оправданна никто не понимает.

Сам режиссер объясняет:

«На сцене — огромный-огромный луг, уходящий в бесконечную даль, в том числе символизирующий и бескрайние российские просторы. И по этому лугу бредут куры, гуси… (я художнику сразу сказал: как хочешь, а гуси будут!). Для меня необходимо, чтобы деревенский мир был «теплым» — ведь он был ужасно любим и Пушкиным, и Чайковским. К тому же, это и есть мир Татьяны»

Образному мышлению Евгения Арье можно только позавидовать. Увидеть в пластмассовом газоне «уходящий в бесконечную даль луг» требует сильного воображения. Про мир Татьяны — уже откровенно анекдот. Когда няня в опере обращается к Татьяне с вопросом: «Уж не больна ли ты?», многие закусывают губу от приступа смеха.

В принципе ничего плохого в таком «трэше» нет. Историческая сцена театра давно нуждается в десакрализации. Давно пора кому-то показать, что и на ней может идти что-то кроме «советских балетов» и «исторических музейных постановок». Проблема в спектакле Арье лишь одна — гусей очень мало. Хор крестьян удаляется и вместе с ним удаляется все, что способно хоть как-то этот болотистый «мир Татьяны» по Арье разнообразить. Дальше опера развивается почти как концертное исполнение — люди стоят и поют. Шляются по сцене и поют. С одним лишь исключением — вокруг них по прежнему декорация в духе дома культуры провинциальной самодеятельности.

С какими-то смыслами и подтекстами режиссер Арье играть не стал. Он ставит оперу так, словно никак ее не ставит. После гусей самым смешным моментом были смены картин. Действие останавливается, опускается занавес, слышен грохот монтировщиков, зрители сидят в темноте и гадают, что же они увидят на этот раз. Занавес поднимается, и мы понимаем, что не изменилось ничего. Просто с «луга» убрали садовые фигурки кур и гусей. Что мешало каждому солисту хора взять с собой по одной и унести — непонятно. Кажется, что эти «остановки» возникли из того, что Арье буквально ставит партитуру. Написано «картина вторая», давайте это обозначим сидением зрителей в темноте.

Так действие катится к финалу — зрители ждут нового появления гусей, Арье про них забыл и продолжает буквально визуализировать оперу. И тут начинаются главные проблемы. Оказывается, Арье эту оперу не понимает нисколько. Исполнители заламывают руки, пучат глаза, бездарно отыгрывают даже самые простые эмоции. Наблюдать за этим очень неловко. Кажется, что и самим исполнителям, шатающимся без дела по огромной сцене, неловко не меньше.

Казалось бы, такую пустую режиссуру должна спасти музыкальная часть. Но вот где кроется уж совсем тоска. Дирижер Туган Сохиев берет настолько медленные и вялые темпы, что даже самые «залихватские» сцены с гусями теряют драйв. Оркестр фальшивит. Дирижер про певцов забывает. Все заняты собой. Собой остается заняться и зрителям. Никогда еще зал Большого театра так обильно не освещался мобильными телефонами во время спектакля. Никогда еще после часа первого действия в нем не было столько пустых мест.

Перед премьерой Арье оправдывался: «Мне хочется поставить спектакль одновременно классический и современный». Поразительно, насколько ему удалось сделать обратное. Спектакль от классики далек. Про современность Арье видимо не слышал вовсе. За годы руководства Большим театром господином Уриным в Большом была череда бездарных оперных постановок, но с таким треском дно театр пробивает впервые.

Есть некая ирония, что когда Историческая сцена открывалась оперой Глинки «Руслан и Людмила» в постановке Дмитрия Чернякова, где режиссер как раз филигранно работал с лубочностью русской души и пародийностью, разразился скандал такой силы, что оперу, на которую было не достать билетов, и на которую слетались зрители со всего мира, сняли, а чуть позже сняли и руководство театра. Сейчас же все просто разводят руками. Видимо, действительно, привычка свыше нам дана.

Примечательно и то, что новая постановка, где самое прекрасное — это гуси, а их мало, вышла к 220-летнему юбилею Пушкина и к 140-летию со дня первой постановки «лирических сцен» Чайковского. Видимо столько раз поэт и композитор перевернутся в гробу, пока длится премьерный блок. Даже буклет к спектаклю зияет пустотой. Традиционно в последние годы Большой театр предлагает бесталанные оперные премьеры, к которым выпускаются очень талантливые буклеты. Многие шутят, что театру в принципе можно закрываться и открывать типографию. Но видимо в этот раз буклет решил соответствовать спектаклю. За 300 рублей вам предложат текст либретто. Сам отпечатанный на отвратительной бумаге буклет содержит лишь пару статей. Остальное — реклама. Видимо на рекламу сделана ставка и в этот раз. Гусей все обсуждают, а нужно ли большее? Не нужно. Как и ходить на этот спектакль. Вы просто рискуете испортить себе вкус. Лучше просто пересмотреть видео с репетиции. Половину звезды (которой, конечно же, удостаиваются гуси) редакция «Вашего досуга» ставит спектаклю впервые.

Опера заканчивается фразой Онегина: «Позор! Тоска! О, жалкий жребий мой!». И это первая строчка, которой в постановке Арье веришь, которая вызывает сочувствие.

*************

Посмотрели спектакль? Есть желание посетить лично?)))