Какая прелесть эти опечатки!
Недавно нашёл в сети любопытную книжку петербургского журналиста и краеведа Дмитрия Шериха «А упало, Б пропало: Занимательная история опечаток». Вот несколько историй из этой книжки.
Нагретое яблоко великого комбинатора
Пятая глава знаменитых «Двенадцати стульев» начинается с таких слов:
«В половине двенадцатого с северо–запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошел молодой человек лет двадцати восьми. За ним бежал беспризорный.
— Дядя, — весело кричал он, — дай десять копеек!
Молодой человек вынул из кармана нагретое яблоко и подал его беспризорному, но тот не отставал».
Это первое появление Остапа Бендера: великий комбинатор предстает перед читателем с нагретым яблоком в руке. Лишь через несколько строк читатель узнает о зеленом костюме, о лаковых штиблетах, о шерстяном шарфе турецко–подданного, но первая деталь — нагретое яблоко.
Почему же нагретое? Можно предположить, что оно лежало в кармане брюк, на могучих ляжках героя, где и обрело свою повышенную температуру — хотя с другой стороны, как-то не очень удобно идти с яблоком в брючном кармане. Вот в пиджак положить — совсем другое дело.
Не будем, впрочем, томить читателя. Ученые выяснили, кто и как нагрел яблоко, отданное беспризорнику. Нагрела его… машинистка, перепечатывавшая рукопись Ильи Ильфа и Евгения Петрова. В тексте у соавторов стояло: «налитое яблоко». Но вот машинистке отчего-то привиделось нагретое. То ли жарко было в комнате, то ли другие причины оказали действие — но случилась ОПЕЧАТКА. Банальная опечатка. И яблоко мигом изменило кондиции, превратившись из сочного, налитого, вкусного (и сорванного, должно быть, в упомянутой Чмаровке) в просто–напросто нагретое.
Мелочь? Разумеется, мелочь. Но красноречивая мелочь, которая показывает силу опечатки. Поклонники «Двенадцати стульев», помнящие роман близко к тексту, теперь уже и не согласятся с налитым яблоком — им нагретое подавай!
Прусский наместник на Кавказе
Когда работаешь в прессе, опечатки неизбежны и довольно часты — так что со временем о них забываешь. И все-таки некоторые происшествия у меня в памяти свежи.
Статья о великом князе Александре Михайловиче. Написал ее уважаемый автор, специалист в области авиации, а я прикладываю к ней свою редакторскую руку. Впрочем, между мной и автором есть еще одна инстанция, весьма и весьма значимая: машбюро. Хорошие тогда были машинистки, весьма профессиональные и в работе тщательные, но, как и у всех людей, ошибки у них случались. Надо было только об этом не забывать, вычитывать машинописный вариант повнимательнее.
А я вот запамятовал. Статья вышла в газете «Вечерний Петербург», и в ней черным по белому было написано: Александр Михайлович — сын великого князя Михаила Николаевича, прусского наместника на Кавказе. Прусского!
Вот уж деталь так деталь. А каково изящество! Всего одна буква меняет биографию в корне. От скандала спасло одно: у обоих великих князей не было яростных сторонников, готовых вступиться за «попранную честь». Так, пара вежливых звонков, ироническая реплика от автора (который ни в чем не был виноват) — и все. Вот если бы такой же ляпсус случился с фигурой более значимой для наших читателей — не миновать бы шумного разбирательства…
Где располагаются сучок с бревном?
Некий профессор Флавиньи издал в 1648 году полемический трактат на богословские темы. Критикуя оппонента, он процитировал Евангелие от Матфея: «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» Фраза эта была приведена по латыни: «Quid autem vides festucam in oculo fratris tui et trabem in oculo tuo non vides?» Однако в обоих словах oculo (глаз) пропала начальная буква. Получилось culo. А поскольку в латинском языке есть грубое слово culus — задница, — то сучок и бревно оказались размещены вовсе не в глазу. Скандал грянул грандиозный, профессор публично каялся и уверял коллег, что сам стал жертвой опечатки. Пишут, что даже на смертном одре, тридцать лет спустя, он проклинал нерадивого типографа.
Дело о великих граблях
В Британии в 1760 году была напечатана книга, соединившая в себе избранные труды великого биолога Джона Рея и очерк его жизни. Один из памфлетов Рея был назван в этом очерке так: «The Business about great Rakes», то есть «Дело о великих Граблях». Издатель, несколько озадаченный сельскохозяйственным названием, поспешил на выручку будущим читателям, дав свой комментарий: эти Грабли, дескать, теперь можно встретить в обиходе фермеров.
На самом же деле в очерке случилась опечатка. Героем памфлета были вовсе не Грабли, а знаменитый ирландский целитель Валентайн Грейтрейкс (Valentine Greatrakes), лечивший одним только наложением рук и пользовавшийся в XVII столетии огромной славой. А вот серьезные ученые, к числу которых принадлежал и Рей, не раз критиковали целителя.
При печати фамилия целителя развалилась на два кусочка. Неправильное название памфлета долго кочевало по британским изданиям: опечатка была распознана только в конце XIX столетия.
Как появилось обозначение процента
В 1685 году в Париже было издано руководство по коммерческой арифметике известного ученого Матье де ла Порта — с подробными указаниями и выкладками, как и что считать. В одном месте речь шла о процентах, которые тогда обозначали «cto» (сокращенно от cento). Однако наборщик принял, видимо, это «cto» за дробь и напечатал «%».
Так волею опечатки появилось новое обозначение процентов, и оно неожиданно быстро вошло в обиход. Да не вышло из него по сей день.
***
В книге Шерера собрано действительно множество любопытных фактов об опечатках, так бы цитировал и цитировал. Но ведь ещё хочется что-то и от себя сказать, поелику и у меня кое-что накопилось в шкафу (наверное, как у любого пишущего и редактирующего).
Четверть века назад я вместе с двумя товарищами-краеведами работал над составлением «Златоустовской энциклопедии». Большинство статей мне приходилось печатать на машинке, а потом их набирала редакционная машинистка, которая порой «творчески» перерабатывала текст. Я тогда целую коллекцию опечаток собрал, которую кот Фелискет с присущей ему язвительностью представил в составленном им третьем, шуточном, томе энциклопедии (так-то «Златоустовская энциклопедия» в двух томах в 1994–97 гг. вышла).
Забавные опечатки, отловленные в предварительных текстах (машинописи и корректуре) «Златоустовской энциклопедии» и не дошедшие до просвещённого читателя
Напечатано // А следовало бы:
пулементы // пулемёты
метафорические сланцы // метаморфические сланцы
норный инженер // горный инженер
рабоподъемники // рыбоподъемники
зубатая стенка // зубчатая стенка
здаровохранение // здравоохранение
водоразрез // водораздел
Орловский дурник // Орловский рудник
вентрально-инструментальный цех // центрально-инструментальный цех
магистральная база совхоза // материальная база совхоза
структурно-техническое // структурно-тектоническое
почетный мастер спорта по лыжному качеству // почетный мастер спорта по лыжам
мастер спорта по ремонту паровозов и тепловозов // мастер по ремонту паровозов и тепловозов
металлические соцветия // метельчатые соцветия
Комментарии. На мой взгляд, зря вы, г-да составители, выбросили за борт такие прекрасные слова и словосочетания. Ну возьмём к примеру слово «пулементы» — здесь же абсолютно ясно, что речь идет об омоновцах (пуле — т. е. вооружённые пулями, и менты — жаргонное «милиционеры»). А какая прекрасная рифма:
На вокзале пулементы
Проверяют документы.
А разве не ясно, что норные инженеры — это не кто иные как специалисты по подземным работам (нора — норные). Я уж не говорю о таком словосочетании как «Орловский дурник» — кто его не поймёт, когда у нас сегодня куда ни ткни — везде дурник сплошной. Нет, такие удачные «опечатки» надо пропагандировать и широко распространять, и вы не успеете узреть сигнальный экземпляр второго тома, а ваши «опечатки» войдут в Академический словарь русского литературного языка.
ФЕЛИСКЕТ, Учёный кот.
А мой хороший друг, поэт и журналист Юрий Зыков, ныне, увы, покойный, даже целое стихотворение сочинил, посвящённое опечатке:
ОПЕЧАТКА
«Поправка: В газете… произошла опечатка. Вместо «склонившись над стаканом» следует читать «склонившись над станком». (Из газеты «Пролетарская мысль».)
Неистовым аккордом
Гремит сегодня цех.
Я снова бью рекорды.
Приветствуйте успех!
Ударю утром рано
По классовым врагам,
Склонившись над стаканом,
Двойную норму дам.
Трудна моя работа,
Хоть с нею я на ты.
То прошибёт до пота,
А то — до тошноты.
И пусть в заморских странах
Не плачутся за нас.
Склонившись над стаканом.
Мы помним про указ.
Здоровья не жалею.
Поддержит нас профком,
Я морщусь и хмелею.
Склонившись над станком.
Хмелею от работы.
Смелее, молодёжь!
Рабочая суббота —
Внеплановый балдёж!
Глаза уже безумны.
Но кто-то в нас орёт,
И мы орём с трибуны:
«Вперёд! Вперёд! Вперёд!».
Высокие нагрузки.
Но так уж повелось,
Коль делать, так по-русски.
Точнее — на авось!
Написано оно было в эпоху перестройки и борьбы за трезвый образ жизни. А опечатка в «Пролетарской мысли» (так называлась наша городская газета в 1920-е—1930-е годы) действительно была.
***
Увы и ах, но опечаток не избежать! Вот что пишет об этом Дмитрий Шерих в последних абзацах своей книги:
Ну вот мы и дошли до конца — и, стало быть, пришло время подвести итоги. Впрочем, какие итоги? Итоги подвёл еще в XIX столетии Владимир Иванович Даль. Осторожный и вдумчивый человек, он оставил в своем Словаре живого великорусского языка такую вот ремарку: «Сколько ни старайся править, а опечаток не избежать». Что ж, Даль познал эту истину на собственном примере: и в его словаре опечаток тоже хватает. Хотя Владимир Иванович сам держал несколько корректур и делал все, чтобы книга вышла безупречной.
Антон Павлович Чехов, отношение которого к опечаткам мы знаем хорошо, признал как-то: «При самом лучшем, идеальнейшем корректоре нельзя избежать опечаток».
Ещё категоричнее был венгр Иштван Рат–Вег, много писавший об истории книги: «Опечатки бессмертны. Они, словно легендарная птица Феникс, восстают из пепла. И напрасно корректор пытается выловить безликого и бесплотного интервента. Исправляя ошибку, наборщик сажает новую, и так до бесконечности». Он же резюмировал: «О книгах без опечаток ходят только легенды».
Опечатка и вправду — вечный спутник печати. Современный мыслитель, писатель, философ Роберт Антон Уилсон иронически обозначил эту аксиому так: «Десятый Закон Уилсона: сколько бы писатель ни вычитывал свою книгу, враждебные ему критики всегда найдут в ней хоть одну пропущенную им опечатку».
***
Для особо любопытных даю ссылку на электронный вариант книги в ИСТОЧНИКЕ.
