Якутская «украина»

Если в XX веке символами самых отдалённых мест заключения были Колыма и Магадан, то в эпоху правления первых царей из династии Романовых таким символом являлась «великая река Лена». Почти три сотни лет отдалённые и северные земли Якутии служили «тюрьмой без дверей и решёток» для уголовных и политических преступников царской России. В своём материале для DV Алексей Волынец рассказывает историю якутской ссылки.
***
«На Лену с Москвы послать за воровство людишек…»
Первые ссыльные появились в Якутске буквально через несколько лет после его основания. Возведённый горсткой казаков-первопроходцев в 1632 году «острожек» на берегу Лены быстро стал столицей «Якутской украины», огромного и самого отдалённого восточного края России. Отсюда первопроходцы уходили на поиски новых земель по всему Дальнему Востоку — к берегам Охотского моря, к Чукотке и Камчатке, к Амуру.

Но людей, добровольно отправившихся на самый край страны, для таких походов не хватало. Однако западнее, на берегах рек Обь и Енисей, уже проживало немало тех, кто оказался здесь не по своей воле — ведь Сибирь стала местом ссылки государственных преступников ещё в конце XVI века при царе Борисе Годунове. Поэтому власти быстро начали использовать сосланных в качестве «служилых людей» на новых, только что открытых землях.

Из сохранившихся документов известно, что в 1645 году в Якутск из других острогов Сибири отправили осуждённых преступников — Давыда Иванова и Олимпия Кепрякова. Подробности их биографий до ссылки навсегда останутся во тьме прошлого, зато кое-что известно об их новой судьбе в Якутии.

«Колодника Давыдку Иванова з женою и з детьми к вам на великую реку Лену пришлют, а вы бы ево приняли и велели устроить в пашню», — гласил приказ далёкой Москвы начальникам Якутского острога. Так бывший москвич Иванов с женой и пятью детьми за неизвестное нам преступление оказался в якутской ссылке и остаток жизни проработал «в пашне», то есть простым крестьянином, — став первым, кто пытался пахать землю и растить хлеб к востоку от реки Лены, в 170 верстах от Якутска, там, где сейчас располагается село Амга.

Олимпий Кепряков изначально был сослан в Енисейский острог (ныне город Енисейск в Красноярском крае). Но ссыльный обладал редчайшей для той эпохи профессией — был часовым мастером. И якутский воевода Василий Пушкин выпросил его себе на берега реки Лены.

В 1648 году в Москве случился Соляной бунт, массовые протесты горожан против повышения цен и налогов. В итоге множество москвичей целыми семьями отправились из столицы прямиком в Якутию, в ссылку. «На Лену с Москвы послать за воровство людишек…» — гласил царский указ.

«Воровством» тогда именовали любое преступление, как уголовное, так и политическое. На берегах Лены для ссыльных «за воровство» не нужны были тюрьмы, их даже не требовалось охранять. Ведь обратный путь в европейскую часть России через всю Сибирь тогда занимал годы, а бежать в дикую тайгу и тундру решались немногие.

Якутские казаки из бунтовщиков и самогонщиков
Среди сосланных было немало московских стрельцов, профессиональных военных. Особым царским указом в Якутске их было велено «верстать в службу, вместо гулящих людей». То есть вместо различных добровольцев и авантюристов в самые отдалённые гарнизоны Якутии отныне отправляли сосланных из Москвы стрельцов. Они восполняли недостаток казаков в новых «острожках», недавно созданных на берегах Витима, Индигирки или Колымы.

Такие ссыльные в Якутии ничем не отличались от прочих «служилых людей» — получали такое же жалованье и поощрения за усердную службу. Превратившись в «якутских казаков», бывшие столичные жители имели лишь одно ограничение — их запрещалось посылать в качестве гонцов в европейскую часть России, как гласил царский указ, «чтоб от них на Москве какое дурное впредь не заводилось…».

В середине XVII века прямиком из столицы в Якутию ссылали и «винокуров»-самогонщиков. Производство и продажа крепкого алкоголя тогда были строгой монополией государства, поэтому пойманных нарушителей ждали страшно далёкие берега Лены. Так в 1651 году в Якутск из Москвы были сосланы Иван и Никита Кармалины.

В те же годы в ссылке оказались и многочисленные «литвины», то есть подданные Польского государства, с которым Россия тогда вела долгую войну за Украину. Так в 1666 году в Якутск как ссыльный прибыл некий Ян Крыжановский — за долгий путь через сибирские остроги к берегам Лены, занявший несколько лет, он умудрился жениться на русской девушке. В Якутске пленный записался в казаки и дослужился до «сына боярского», как тогда именовали казачьих командиров из дворян.

Когда Польша и Россия заключили мир и десятки польских пленников с берегов Лены вернулись на родину, Крыжановский предпочёл остаться на службе в Якутске. Тогда в Якутии добровольно осталось немало «литвинов», за долгие годы ссылки превратившихся в «якутских казаков». Среди них был, например, «польской породы» Фёдор Козыревский, в 1667 году женившийся в Якутске на русской девушке Акулине. Один из внуков этого прижившегося на берегах Лены ссыльного — Пётр Козыревский — спустя несколько десятилетий станет первым русским исследователем Курильских островов, дошедшим почти до самого «Апонского государства», Японии.

Три с половиной века назад в Якутске оказывались ссыльные различного происхождения за самые разные преступления. Например, в 1668 году в Якутск был сослан некий «французской земли немчин Янка», то есть француз по имени Жан. В 1673 году на Лену «в пашню», в качестве простого крестьянина сослали «астраханского подьячего» Алексея Халдеева. Будучи писцом в Астрахани, он примкнул к восстанию Степана Разина, за что в итоге и оказался на берегах Лены, в пяти тысячах вёрст восточнее Волги. В Якутске тогда был дефицит грамотных людей, и, пробыв несколько лет «в пашне», ссыльный Халдеев из крестьян вновь стал писцом, на этот раз у якутского воеводы — на этом посту ссыльный бунтовщик получал 15 рублей жалованья, в три раза больше рядового казака.

Если из Москвы и европейской части России на Лену ссылали в основном за тяжкие государственные преступления (которыми тогда считались и мятежи, и самогоноварение, и продажа табака), то из городов Сибири в Якутск попадали обычные уголовники. Так в конце XVII века в Якутске городским палачом служил «тобольский посадский человек» Данила Коростолёнок — из Тобольска на Лену он был сослан за «убийственное дело» (умышленное убийство).

Ссыльные графы и ямщики
В начале XVIII века на берегах Лены оказалось даже несколько шведов, попавших в плен в ходе войн Петра I. Несколько из них остались здесь жить даже после заключения мира, поэтому спустя два десятилетия в Якутске служил, например, поручик Кузьма Шкадер — родившийся на востоке Сибири сын пленного лейтенанта шведской армии.

Новое столетие породило и новые места ссылки, ещё более дальние, чем земли Якутии, — Камчатский полуостров и побережье Охотского моря. На Камчатку стали ссылать самых опасных политических преступников, зачастую заговорщиков и отставленных фаворитов прямо от царского трона, заменяя им смертную казнь страшной камчатской далью. В Охотске же, главном порту России на Тихом океане, почти столетие действовала «соляная каторга» для опасных уголовных преступников.

Однако и якутская тайга продолжала оставаться местом ссылки. Не случайно первым учителем в первой школе Якутска стал в 1739 году ссыльный Фердинанд Гейденрейх, бывший петербургский чиновник, отправленный сюда из столицы за коррупцию.

В Якутске и Вилюйске за участие в заговоре отбывал ссылку и граф Франческо Санти, бывший обер-церемониймейстер при царском дворе и один из основателей русской геральдики. Десять лет ссылки провёл в Зашиверском остроге на берегу Индигирки бывший президент Коммерц-коллегии (то есть министр экономики) Генрих фон Фик.

Тринадцать лет до самой смерти в ссылке на берегу Колымы провёл граф Михаил Головкин, бывший вице-канцлер Российской империи. Его жена, графиня Екатерина Головкина, являлась родственницей царей Романовых и ссылке не подлежала, но добровольно отправилась в 1741 году на Колыму вслед за любимым мужем. В Среднеколымском остроге родственница царей собственноручно пекла местный хлеб из смеси ржаной муки и истолчённой в порошок сушёной рыбы, на фамильные драгоценности меняла у местных шаманов снадобья и коренья, чтобы лечить больного мужа.

Графа Головкина убили его слуги, которым надоело второй десяток лет прозябать на берегах Колымы. Воспользовавшись отлучкой графини, они задушили больного графа подушкой. Графиня догадалась о преступлении, но не стала обвинять убийц. С мужем она не рассталась даже после смерти — довезла гроб с его телом от Колымы до самой Москвы, где похоронила в ныне несуществующем Георгиевском монастыре (сегодня это район Тверской улицы). Так ссыльный граф Головкин стал первым мертвецом, умершим на Дальнем Востоке, но похороненным в европейской части России.

Конечно, большинство ссыльных были не аристократами и государственными преступниками, а обычными крестьянами и уголовниками. Правда, на берегах Лены они получали необычную роль — их насильно определяли в ямщики на Приленском тракте из Иркутска в Якутск. Труд по «гоньбе», как тогда называли перегон конных обозов, на почти три тысячи вёрст между этими городами был очень тяжёл.

Ставшие ямщиками ссыльные обязаны были жить и работать на десятках почтовых станций, затерянных в тайге. И как писал очевидец, ямщики из ссыльных «по невозможности завести в тех местах хлебопашество и скот, не только не были в силах исполнять гоньбу, но и сами умирали с голоду…».

Чтобы спасти даже не ссыльных, а функционирование тракта, государственные власти приказали окрестным якутам снабжать подневольных ямщиков лошадьми и необходимыми продуктами. Трудом ссыльных обслуживалась и появившаяся в 1772 году паромная переправа, позволявшая из города Якутска попасть на правый берег Лены. За труд на переправе ссыльным платили по 5 копеек в день — хорошие по тем временам деньги для европейской части России, но на дальневосточных землях, с их высокими ценами, этого едва хватало на пропитание.

В 1781 году государственные власти подсчитали, что ссыльные составляют четверть всего русского населения Якутии.

«В стране метелей и снегов, на берегу широкой Лены…»
В самом конце XVIII века якутская ссылка пополнилась некоторым количеством знатных поляков. Например, в 1796 году в Жиганск по указу царицы Екатерины II за участие в восстании против России сослали Яна Оскирко, самого богатого помещика Литвы и Западной Белоруссии. Однако польские мятежники пробыли в Якутии недолго, их вскоре амнистировал новый император Павел I.

Зато начавшийся XIX век подарил реке Лене не только новых ссыльных, но и первые стихи о якутской ссылке. В 1825 году в столичном Петербурге будущий руководитель декабристов Кондратий Рылеев опубликовал поэму «Войнаровский», написанную в популярном тогда стиле мрачного романтизма и начинавшуюся с описания Якутии, именно как места ссылки:

В стране метелей и снегов,
На берегу широкой Лены,
Чернеет длинный ряд домов
И юрт бревенчатые стены…
Никто страны сей безотрадной,
Обширной узников тюрьмы,
Не посетит, боясь зимы
И продолжительной и хладной.
Однообразно дни ведёт
Якутска житель одичалый;
Лишь раз иль дважды в круглый год,
С толпой преступников усталой,
Дружина воинов придёт…

И хотя впервые реку Лену мимолётно упомянул в стихах ещё Ломоносов, но именно поэма Рылеева стала первым стихотворным произведением на русском, посвящённым как якутской ссылке, так и Якутии вообще. Будущий лидер декабристов в стихах описал судьбу одного из самых знаменитых якутских ссыльных предыдущего столетия — Андрея Войнаровского, племянника и подельника гетмана Мазепы.

Вместе со своим дядей-гетманом Войнаровский изменил царю Петру I и переметнулся к шведскому королю. На службе у врагов России изменник получил чин полковника шведской гвардии. Активно ездил по европейским столицам, агитируя против «русской тирании» и содействуя попыткам Карла XII создать большую антироссийскую коалицию из поляков, турок, австрийцев и шведов.

Спустя несколько лет столь опасный перебежчик был выкраден нашими спецслужбами. Однако тут Войнаровскому повезло — к царю в Петербург его доставили в день рождения будущей царицы Екатерины I. По случаю праздника император Пётр помиловал изменника, заменив ему смертную казнь вечной ссылкой в Якутск.

В ссылке на берегах Лены племянник гетмана Мазепы провёл долгие 23 года до самой смерти, по свидетельствам очевидцев, «уже одичав и почти забыв иностранные языки и светское обхождение».

Любопытно, что предисловие к поэме Рылеева написал другой будущий декабрист и поэт, Александр Бестужев-Марлинский. Всего через несколько месяцев после публикации первых стихов о якутской ссылке Рылеев и Бестужев примут участие в неудачном восстании декабря 1825 года. В итоге Рылеева казнят, а Бестужева-Марлинского сошлют в Якутск.

Декабристы в якутской ссылке
По итогам неудачного восстания 1825 года на территории современной Якутии в ссылке побывали одиннадцать декабристов. Суровые берега Лены, конечно, были лучше тюремных казематов и каторги. Декабристов хотя и лишили дворянских званий и чинов, но столичные ссыльные благородного происхождения вдали от Петербурга пользовались уважением местного начальства и относительной свободой.

Штабс-капитан гвардии, друг Пушкина и Грибоедова, Александр Бестужев-Марлинский оказался в самом Якутске. Его соседом по месту ссылки стал отставной генерал Семён Краснокутский, участник войн против Наполеона и герой Бородинского сражения, награждённый золотой шпагой за храбрость, а за содействие декабристам приговорённый к 20 годам «поселения в Якутскую область».

Чуть позже в Якутск после каторги в Чите прибыл под конвоем граф Захар Чернышёв и поселился в одном доме с Бестужевым. «Теперь есть с кем потолковать о старине, о Петербурге, о словесности…» — писал столичным друзьям обрадованный Бестужев.

Бывший лейтенант флота Николай Чижов провёл в Олёкминске на берегу Лены семь лет ссылки. В январе 1827 года сюда же, едва живым от морозов, привезли ссыльного подпоручика лейб-гвардии Андрея Андреева, возлюбленного сестры поэта Грибоедова. В Олёкминске два декабриста построят первую мельницу.

Двум декабристам — поручику Николаю Бобрищеву-Пушкину и бывшему столичному гвардейцу Михаилу Назимову — довелось побывать в ссылке на берегах Колымы. Здесь нравы были куда грубее «столичного» Якутска. Местное начальство, испугавшись, что им прислали больших преступников аж из самого Петербурга, держало декабристов взаперти под охраной. К счастью для Бобрищева-Пушкина и Назимова, их колымское заточение продлилось недолго. Ссыльных вернули в более южные места, и Колыма им запомнилась в основном вяленой рыбой — единственной пищей, доступной там посреди зимы.

Несколько лет в посёлке Витим (сегодня это Ленский район Якутии) провёл ссыльный подпоручик Николай Заикин. Здесь в итоге оказалось три декабриста – Заикин, возвращённый с Колымы, Назимов и прибывший с забайкальской каторги бывший поручик Николай Загорецкий. Трое ссыльных сами построили себе дом на берегу Лены, завели огород и начали обучать местных крестьянских детей грамоте. Николай Заикин стал единственным из декабристов, кто умер на земле современной Якутии, — он скончался от тифа в 1833 году.

И всё же от ссыльных мятежников в Якутии осталась не только одинокая могила — именно благодаря декабристам на берегах Лены родится русская дальневосточная литература.

#нашинравы, #мояРоссия

Источник материала
Материал: Алексей Волынец
Настоящий материал самостоятельно опубликован в нашем сообществе пользователем Miriam на основании действующей редакции Пользовательского Соглашения. Если вы считаете, что такая публикация нарушает ваши авторские и/или смежные права, вам необходимо сообщить об этом администрации сайта на EMAIL abuse@newru.org с указанием адреса (URL) страницы, содержащей спорный материал. Нарушение будет в кратчайшие сроки устранено, виновные наказаны.

You may also like...

2 Комментарий
Старые
Новые
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии