Монстры рока
1. Рок – в большей мере социальное явление, нежели явление в самой музыке. Впрочем, это заставляет задуматься о том, в какой мере и всякая музыка, всякое искусство есть явление социальное.
2. Определяющей для истории рока явились встреча и взаимодействие двух сил, двух энергий – рабов и господ, восстания низов и хватки коммерческой элиты. Это – базовое.
3. Движение снизу в свою очередь раздвоилось – на стремление войти в мир господ, отвоевать себе там место (Битлы, получившие пэрство), и радикальный бунт против этого верхнего, «чистого» мира (Роллинги, сделавшие ставку на «грязность» против чистых битлов, панки — «шпана», гранж – «грязный»).
4. Откуда новые звуки? Прежде всего, от новой техники, от новых инструментов. И из других культур – Африка, арабы, Индия…
5. Рок — всё, что способствует экстазу, улёту из обыденщины – наркотики, атмосфера массовых аудиторий.
6. Ритм, его способность объединять и подчинять (то же ведь и в маршах, под которые шли умирать).
7. Вторичность текстов. Как правило, они примитивны или невнятны. Можно слушать не понимая.
8. Ну и секс, конечно, как без него. Это было с самого начала, обыгрывание секс-апила, но вершина — это, конечно boy bands, ансамбли из красивых юношей, рассчитанные на тающих девочек-подростков. У нас это тоже было — «На-на» Бари Алибасова, да и «Ласковый май».
9. И мысль «сбоку», «с прищуром». Смотрите, это ведь всё почти исключительно British и American. За что рок-звездам давали ордена и титулы — не за то ли, что их использовали как проводников англо-американского влияния в мире?
Тем интереснее теперь погрузиться в наш русский рок, ооочень, кажется, другого духа.
Англоязычный рок поначалу обращал мало внимания на слова: тексты первых рок-н-роллов были банальны, бессвязны или просто бессмысленны: «Би-боп а-лула, она — моя крошка»… Суть была не в них, а в завораживающем и напористом ритме, в бьющем по нервам «электрическом» звуке, в потоке энергии, который передавался от музыкантов слушателям.
Шестидесятые годы на Западе были временем «молодёжной революции». Суть её состояла в следующем: молодёжь в массовом порядке отказалась жить так, как это было принято — соблюдать нормы традиционной морали, строить карьеру, вообще искать место в сложившемся укладе жизни. Она объявила этот уклад злом и ложью, и предпочла «выпасть» из него, уйти в собственный мир.
Лозунги молодёжной революции звучали вроде бы традиционно — «Мир, Любовь, Свобода». Но «любовь» не в последнюю очередь понималась как секс: «Занимайтесь любовью, а не войной» — звучал один из тогдашних девизов. А под свободой подразумевалась свобода от внешнего мира вообще, и самым прямым путём к ней были наркотики.
Рок-музыка стала гимном этой революции. Её ритмы и тембры, далёкие от привычных представлений о благозвучии, пугали «старших» — и это было на руку. Она несла неприкрытую чувственность — и это совпадало с лозунгами бунта. Она «втягивала» в себя и умела создавать иллюзорный мир не хуже наркотиков — и это тоже говорило в её пользу.
Молодёжная революция создавала собственную культуру, противопоставленную культуре «взрослой» (поэтому её называют «контркультурой»). Важнейшей частью этой культуры была рок-музыка. Но она втягивала в свою орбиту и другие культурные сферы — от театра и кино до моды и бытового поведения. Поэтому к середине 1960-х рок стал для целого поколения образом жизни, философией, религией — всем сразу. А всем сразу — значит, и литературой тоже.
И здесь история повторилась — но уже на российский манер. То, против чего бунтовала западная молодёжь — власть денег, замешанное на христианстве лицемерие и т.п. — в России или просто не существовало, или не играло той роли, как на Западе, или принимало совсем иные формы. Здесь протест был направлен против того, что называлось «советским образом жизни».
Итак, на рубеже 1950 — 1960-х гг. в России родилось новое искусство — так называемая «песенная поэзия», бардовская песня. Примерно полутора десятилетиями позже рядом с нею встала рок-поэзия. Между ними не так уж просто провести границу. Почему, скажем, когда Александр Градский, Андрей Макаревич, Борис Гребенщиков или Александр Башлачёв поют свои песни под гитару, то это всё-таки рок, а Владимир Высоцкий или Михаил Щербаков, даже если записываются в сопровождении электроинструментов, остаются бардами?
Или: вальс, казалось бы, к рок-музыке уж и вовсе никакого отношения не имеет, — но и у Башлачёва, и у Гребенщикова есть песни в ритме вальса… Видимо, принадлежность к року определяется не музыкой, а мировоззрением.
В общем, Лео Фендер придумал электрогитару, а Джими Хендрикс показал миру, как на ней играть. А потом набежали «поющие трусы» — и всё заверте…
