Сумасшедший или провидец?

Старейшей психиатрической больницей Москвы считается Преображенская больница, открытая в 1804 на улице Матросская Тишина. Современники называли ее «доллгауз» (от немецкого «tollhaus» — дом для сумасшедших). Когда-то это было самое мрачное заведение Москвы, которое горожане старались обходить стороной. Но все изменилось, когда в больнице появился необычный пациент — Иван Яковлевич Корейша.

Родился Корейша на Смоленщине, в семье священника. Преподавал в духовном училище, а потом чем-то провинился и, опасаясь наказания, сбежал в леса и там пропал. Через 4 года крестьяне нашли в лесу юродивого, который дичился людей и иногда бормотал что-то странное. Позже оказалось, что это были пророчества… С тех пор слава Корейши только росла. К полусумасшедшему человеку приходили за советом простые люди и вельможи, а он предсказывал их судьбу с большой точностью.

Существуют две легенды о том, как Иван Яковлевич Корейша был признан помешанным. Каждая из них бытует в нескольких вариантах. Ещё накануне войны 1812 года (у Прыжова и Пыляева около 1815 года) в Смоленске появился не то богатый и знатный петербургский чиновник с инспекцией, не то офицер полка, квартировавшего в Духовщинском уезде (у Прыжова и следовавшего ему Пыляева — ветеран войны 1812 года), которому приглянулась дочь местного помещика (варианты — дочь бедной купеческой вдовы, дочь богатой и знатной барыни). Перед свадьбой родитель (или родительница; у Прыжова и Пыляева это делает сама невеста вместе со своей матерью в 1817 году) решает спросить совета блаженного, будет ли счастье в этом браке (в легенде с чиновником жених был в возрасте и, соблазняя девушку, солгал невесте, что он холост, он предлагал ей обвенчаться в Петербурге, куда обещал непременно взять её с собой).

Ответ Корейши, отличаясь в деталях, был отрицательным. Бедной вдове он сказал следующее о богатом женихе-чиновнике: «Не верьте ему! Какое венчание? Он женат, и у него двое детей дома!» Ответ помещику гласил: «Дурно с арестантом в Сибири — вор вором и будет». Ответ невесте: «Разбойники! Воры! Бей! Бей!» Возможно, вариант Прыжова-Пыляева содержал в себе элементы стилизации манеры «позднего Корейши», когда речь юродивого отличалась нарочитой невразумительностью и аффектированностью.

Дальнейшее развитие событий происходило следующим образом (не исключено, что речь идёт о разных апокрифах): вдова задала чиновнику вопрос о жене и детях, оставленных в Санкт-Петербурге, после чего незадачливый жених пришёл в смятение и вынужден был ретироваться. Перед ним были закрыты двери и других смоленских семей, чьи дочери были на выданье. Опозоренный на весь город чиновник в бессильной злобе бесславно покинул Смоленск. Перед отъездом из губернии он сумел выяснить причину своего фиаско. Раздосадованный неудачей обольститель поклялся жестоко расквитаться с «огородным пророком» и будто бы действительно искалечил чересчур прозорливого юродивого, переломав ему ноги.

Затем влюбчивый сановник прибег к своему служебному положению инспектора и подал прошение о том, что в инспектируемом им губернском Смоленске обнаружен буйный помешанный, представляющий опасность для местного гражданского населения, за действиями которого не осуществляется необходимого контроля, а безумные речи самозванного оракула вселяют смуту среди необразованных обывателей, вводя их в искушение и суеверие, опорочивая власть и её добропорядочных представителей. Автором прошения предлагалось во избежание халатной беспечности изолировать сумасшедшего в соответствующем учреждении. При этом сам источник, который повествует об этом эпизоде в жизни провидца, не считает его вполне достоверным.

В вариантах предания с военным дело заканчивается жалобой от обиженного жениха смоленскому губернатору, переломом ног Корейши и отправкой его в сумасшедший дом. Несостоявшийся жених впоследствии, по предсказанию юродивого, оказывается вором, а несостоявшаяся невеста покидает мир, уйдя в монастырь, где становится игуменьей, и оттуда затем она в течение двадцати лет ведёт переписку со своим разлучником — Иваном Яковлевичем Корейшей. По-видимому, какие-то реальные предпосылки этой легенды всё же существовали, поскольку Прыжов называет аббревиатуры, видимо, известных его современникам имён: «Рассказывают, что женихом здесь был не Э-ъ, а К—, который впоследствии действительно оказался вором. Неужели в целом Смоленске не найдется ни одного человека, который собрал бы там все рассказы про Ивана и восстановил их в настоящем виде!».

В варианте офицера-жениха и отца-помещика существуют важные уточнения. Там тоже не обошлось без увечья Корейше от военного, но добавляется, что пророческое предсказание сбылось уже после кампании 1812 года, а покалечивший его офицер поплатился, в конце концов, судом за растрату казённых денег (он был полковым казначеем) и ссылкой на сибирскую каторгу, наказанный лишением всех чинов и прав состояния. Изувеченный блаженный был найден местными жителями в лесу окровавленным и отвезён в городскую больницу Смоленска, где находился на излечении четыре месяца, пока не вышел из неё в день оккупации города французами. Такова была цена некоторых предсказаний смоленского страстотерпца.

Существует и более достоверная версия водворения Ивана Яковлевича Корейши в больницу. По окончании войны Корейша на правах юродивого обличал смоленских чиновников в расхищении ими ста пятидесяти тысяч рублей, отпущенных императором Александром I на восстановление разрушенного войной Смоленска. Тема эта сама по себе не заключала в себе ничего необычного и давно обсуждалась согражданами кулуарно. Для Корейши отличие состояло лишь в том, что он выступал открыто и нелицеприятно, без стеснения упрекая чиновников в казнокрадстве.

Однажды пафос обличителя и прорицателя обратился именно на того вельможу, который занимался распределением выделенных казной Смоленску средств. Когда тот проходил по центральному городскому бульвару, Корейша остановил его со словами: «Что ты спесивишься? Ты награждён за смерть — десятки повымерли», — и показал на орден, висевший на нём. Такое прямодушие покоробило и оскорбило сановника. Он распорядился задержать правдолюбца, поместить его в городскую тюрьму до решения суда о дерзком наговоре на государственного служащего. Свидетели этого происшествия попытались вступиться за юродивого, но власти решили до выяснения всех обстоятельств дела и во избежание рецидивов изолировать сомнительного пророка от общества.

Пребывание юродивого в тюрьме вызвало недовольство горожан, поскольку уже в то время он пользовался любовью, уважением и был предметом своеобразной гордости смолян. Иван Яковлевич был доставлен в Смоленское губернское управление для освидетельствования. На вопросы чиновников он отвечал в своей только ему присущей манере, то есть несколько уклончиво, порой невнятно, аллегорично, о себе рассказывая в третьем лице. Чиновникам этого было вполне достаточно, чтобы признать его невменяемым и на основании Указа Смоленского губернского правления от 4 (16) февраля 1813 года направить в городскую больницу Смоленска, ту самую, где по преданию он уже находился за полгода до этого с переломом ног.

Данный Указ категорически предписывал исключать контакты больного с посетителями, однако все меры властей привели к обратному результату, увеличив сочувствие к «пострадавшему за правду» блаженному. Желающие навестить городского чудотворца находили любой способ, чтобы проникнуть в больницу. Репутация неустрашимого мученика, пророка, обличителя мздоимцев и казнокрадов только увеличивалась день ото дня. Ропот негодования против действия властей, массовые подкупы больничного персонала с целью допуска к опальному юродивому привели к тому, что в июне 1815 года Смоленское губернское правление вынуждено было отменить Указ о недопуске посетителей к Корейше. «Проблема Корейши» на несколько лет стала одной из ключевых для губернских властей. Держать его в обычной больнице более не представлялось возможным, а специализированной психиатрической лечебницы в маленьком провинциальном Смоленске не существовало. Слухи о необыкновенном юродивом уже давно донеслись до столицы, откуда начали поступать запросы на действия местных чиновников.

Смоленским властям не оставалось ничего другого, как найти способ избавиться от тяготившего их больного. С этой целью в октябре 1816 года смоленский гражданский губернатор обратился с отношением к московскому военному генерал-губернатору на предмет наличия свободных коек в московском покое для психически больных — впоследствии Московская Преображенская больница. Свободное место отыскалось только год спустя, и в октябре 1817 года Ивана Яковлевича направили в Приказ общественного призрения в Москве. Всё произошло ночью, без лишнего шума, юродивого посадили связанным в телегу, укрыв от посторонних глаз рогожей, опасаясь ропота возмущённых горожан. Из Приказа общественного призрения под конвоем он отправился в московский доллхауз.

Юродивого отправили в Москву и сдали в самый строгий на тот момент сумасшедший дом — Преображенскую больницу — с пометкой «буйный характером». Таких пациентов держали в сырых подвалах, приковывали к стене. Спать приходилось на клочке сена, а из еды были только хлеб и вода. Но там его путь только начался.

Слава Корейши перешла за ним в Москву — к пациенту потянулись посетители. Однажды жена московского генерал-губернатора Татьяна Голицына решила проверить Корейшу: попросила назвать место, где в данный момент находился ее муж. Корейша назвал точный адрес!

После большой ревизии на место прежнего главного врача поставили Василия Федоровича Саблера, при котором больница преобразилась. Но Корейша так и остался аскетом. Он мало ел и любил изнурять себя: целыми днями перетирал булыжником камни, стекло и кости. Самых богатых посетителей он заставлял делать то же самое.

Корейша прожил в больнице 44 года. Каждый день у ее стен собирались толпы желающих узнать свое будущее. Сеансы стоили по 20 копеек, и больница зарабатывала по 500-700 тогдашних рублей в месяц! «Если бы не Иван Яковлевич, не знаю, как бы мы сводили концы с концами», — говорил Саблер. Впрочем, когда Корейша тяжело заболел, к нему стали впускать бесплатно — проститься. За 8 дней до смерти он попросил ухи «из восьми окуньков».

На Корейшу ходили посмотреть и праздные зеваки. Именно их описал Достоевский в романе «Бесы», а Корейшу вывел там под именем блаженного Семена Яковлевича. Вероятно, именно к Корейше хотел попасть за пару дней до смерти Николай Гоголь, переживавший духовный кризис. Также провидец увековечен в произведениях  Островского, Бунина Льва Толстого и других.

@MoscowSecrets

Настоящий материал самостоятельно опубликован в нашем сообществе пользователем Miriam на основании действующей редакции Пользовательского Соглашения. Если вы считаете, что такая публикация нарушает ваши авторские и/или смежные права, вам необходимо сообщить об этом администрации сайта на EMAIL abuse@newru.org с указанием адреса (URL) страницы, содержащей спорный материал. Нарушение будет в кратчайшие сроки устранено, виновные наказаны.

You may also like...

1 Комментарий
Старые
Новые
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии