В шаге от известности
История изобретателя фотографии, который не стал первым.
В 1839 году вся Европа обсуждала изобретение Луи Дагера — дагеротипию, сегодня считающуюся главным прорывом в фотографии. Для английского ученого Генри Тальбота это стало настоящим ударом: он тоже придумал, как фотографировать, но не успел об этом рассказать. История открытия и поражения Тальбота — в 20 письмах.
Как это часто бывает с важными изобретениями, назвать имя одного человека, придумавшего фотографию, невозможно. У ее истоков стояли Жозеф и Исидор Ньепсы, Луи Дагер, Ипполит Байар, Джон Гершель — и английский аристократ Уильям Генри Фокс Тальбот, математик, физик, член парламента, сделавший от изображений, получаемых камерой-обскурой , шаг к позитивно-негативному процессу и идее тиражирования снимков: и то и другое лежит в основе аналоговой фотографии.
Генри Тальбот с камерой и объективом. Фотография Джона Моффата. Эдинбург, 1864 год National Media Museum, Bradford
В 1833 году Генри Тальбот, отдыхая на озере Комо, попытался передать невероятную красоту пейзажа с помощью камеры-люциды , но понял, что не может этого сделать: «Когда я отвел глаз от призмы, в которой все выглядело прекрасным, я обнаружил, что предательский карандаш оставляет на бумаге лишь следы, приводящие в уныние».
Камера-люцида — конструкция с призмой; обычно ее крепили на планшете или мольберте, чтобы точнее передавать изображаемый объект: это выглядело так.
Великим художником Тальбот не был, но за следующие несколько лет, прерываясь на работу в парламенте, решение математических задач и исследования оптики, он изобрел калотипию, или тальботипию: сначала Тальбот придумал, как нужно подготовить бумагу, чтобы она стала чувствительной к свету; затем — как зафиксировать изображение, чтобы оно не выцветало; и, наконец, вместе со своим давним другом и коллегой Джоном Гершелем (который, кстати, и придумал использовать слова «фотография», «позитив» и «негатив») — как сделать так, чтобы с одного негатива можно было получить много позитивов. «Полагаю, это первый в истории случай, когда дом нарисовал свой собственный портрет» — так Тальбот описывал собственное изобретение.
Тальбот собирался сообщить о своем изобретении научному сообществу, но медлил, совершенствуя процесс. И в 1839 году его ждал настоящий удар: 7 января на заседании Французской академии наук физик Франсуа Араго объявил об изобретении неким художником Луи Дагером дагеротипии — техники получения изображений с помощью камеры-обскуры и их закрепления. Тальбот понял, что, если он немедленно не обнародует собственное изобретение, все лавры достанутся Дагеру — и Франции.
Следующие несколько лет Тальбот с переменным успехом пытался доказать, что его изобретение автономно, подавал на патент, судился, получил репутацию склочного ученого, тормозящего научный процесс, и, наконец, отказался от права на свое изобретение.
За событиями драматичного для Генри Тальбота и истории фотографии 1839 года можно проследить по личным и деловым письмам ученого. Еще восьмилетним мальчиком Тальбот попросил отчима передать маме и всем, кому он пишет письма, «хранить и не сжигать их». С тех пор он и сам, судя по всему, не уничтожил ни одного из полученных и написанных им писем: их сохранилось около десяти тысяч. На фоне такой активной переписки нельзя не заметить одного удивительного факта: в архивах нет ни одного письма Тальбота, адресованного Дагеру, или Дагера — Тальботу.
Камера-обскура — предшественница фотокамеры, позволяющая получать оптическое изображение объектов. Представляет собой светонепроницаемый ящик с отверстием на одной из стенок и экраном, сделанным из матового стекла на противоположной стене.
Господа,
Через несколько дней я направлю в [Парижскую] академию наук официальное притязание на приоритет в связи с обнародованным изобретением г-на Дагера по двум основным пунктам:
1. Фиксация изображений, полученных посредством камеры-обскуры.
2. Последующее закрепление этих изображений, позволяющее им сохраняться под воздействием прямого солнечного света.
Также я пишу по указанному вопросу работу, которую собираюсь представить на заседании Королевского общества . Этим письмом прошу вас принять уверение в моем совершеннейшем почтении.
У. Ф. Тальбот, член Королевского общества
Уильям Генри Фокс Тальбот. Ателье Николаса Хеннемана в Рединге. 1846 год
Милостивый государь,
С удовольствием выполняю Вашу просьбу рассказать подробнее об изобретении, о котором я доложил Королевскому обществу, а именно об искусстве фотогенного рисования или получении рисунков и изображений природных объектов посредством солнечного света. <…>
Хотя я вовсе не согласен с тем, что «всем правит случай в делах человеческих», но все же не могу не думать о том, что на мою долю выпала весьма редкая случайность (или несчастье). Я потратил много труда и сил на усовершенствование своего изобретения, и когда довел его, как мне кажется, до уровня, на котором оно заслуживает внимания научного мира, и занялся его описанием, дабы представить на суд Королевского общества, — именно в этот момент то же изобретение было обнародовано во Франции.
С учетом этих обстоятельств и по совету моих друзей-ученых я немедленно собрал те образцы своего процесса, которые имел с собой в Лондоне, и выставил их для публичного обозрения на заседании Королевского института . Письменный же мой доклад для Королевского общества задержался, по причине своего объема, до последующей недели .
Шаги эти я предпринял не ради состязания с г-ном Дагером или улучшения его процессов (о которых мне ничего не известно, но я готов поверить всем похвалам Био и Араго), но для того лишь, чтобы предотвратить последующие утверждения о том, что я позаимствовал свою идею у него или что я обязан ему или еще кому-либо в способах преодоления основных затруднений.
<…>
Я не обнаружил в докладе г-на Араго указаний на то, что картины г-на Дагера выдерживают испытание временем. Мои изображения сохраняются от трех до четырех лет.
<…>
До определенного момента камера-обскура и камера-люцида — превосходные изобретения, однако их полезность не безгранична. Они помогают художнику в его труде, но не работают вместо него. Они не освобождают его от необходимости тратить время, использовать свои умения и уделять работе внимание. Они могут лишь направлять его взгляд и исправлять ошибки, но рисовать художник должен сам.
Новое изобретение полностью отличается от прежних именно в этом отношении: с ним изображение создает не художник — изображение создает само себя. Все, что нужно сделать художнику, — это установить прибор перед предметом, изображение которого ему необходимо, а затем оставить все на месте на определенное время, более или менее продолжительное, в зависимости от обстоятельств. По истечении этого времени художник возвращается и забирает изображение в законченном виде. Орудием этого действия выступает солнечный свет, попадая через линзу на особым образом подготовленную бумагу и запечатлевая на ней образ предмета, расположенного перед ним.
Именно в этом крайне любопытном факте состоит сама основа этого искусства: существует вещество настолько чувствительное к свету, что может получать даже самые слабые его отпечатки.
<…>
Однако чтобы получать отпечатки внешних объектов, недостаточно лишь того, чтобы бумага была достаточно чувствительной; необходимо также, чтобы, получив их, она могла бы их сохранить, а также чтобы она оставалась нечувствительной по отношению к другим объектам, на которые она может быть впоследствии направлена. Такая необходимость очевидна, ибо иначе вновь полученный отпечаток смешивался бы с предыдущими и уничтожал их.
Среди образцов этого искусства, которые я выставил в Королевском институте, были… различные изображения архитектурных деталей моего сельского дома; все они были произведены с помощью камеры-обскуры летом 1835 года. Полагаю, это первый в истории случай, когда дом нарисовал свой собственный портрет. Если сказать человеку, не знакомому с процессом, что ничего из этого не было нарисовано вручную, он решит, что тут работал джинн из лампы Аладдина. И можно, пожалуй, сказать, что это и есть явление такого рода. Что мы имеем дело с небольшим волшебством — волшебством природы.
<…>
Я лишь утверждаю, что дал этому новому Искусству прочный фундамент. Само здание предстоит возвести рукам более искусным, чем мои.
Остаюсь Вашим, милостивый государь, и прочая
Сэр,
Я только что получил письмо, которое Вы оказали мне честь написать, чтобы сообщить о своем намерении направить в скором времени официальное притязание на приоритет в [Парижскую] академию наук в связи с обнародованием изобретения г-на Дагера.
Вы, у меня нет ни малейших сомнений, примете мои заверения в том, что я никогда не осмелился бы преждевременно составить собственное мнение по столь деликатному вопросу, но в интересах истины имею сообщить Вам, что друзьям г-на Дагера известны его неустанные труды над этими исследованиями в течение четырнадцати лет, и я могу лично поручиться за то, что он сообщал мне о них несколько лет назад. Более того, он сохранил и показывал нам множество более или менее успешных результатов, полученных им при помощи различных процессов, пока он не открыл тот, что использует сейчас. Его результаты поражают всех наших художников своим совершенством и Тонкостью.
<…>
Наконец, он открыл весь свой секрет целиком г-ну Араго, человеку слишком широкого кругозора и великой щедрости, чтобы иметь какие-либо предрассудки по отношению к иностранцам. Без дальнейших промедлений спешу отправить Вам, сэр, эти уверения с тем, чтобы Вы сами могли оценить факты, в них изложенные. Мною двигало как глубокое уважение, испытываемое мною к Вашим прежним трудам по оптике, так и доверие, которое Вы ко мне питаете.
Имею честь оставаться, сэр, Вашим смиренным и покорным слугою,
Ж. Б. Био, Академия наук
Уильям Генри Фокс Тальбот. Кружево. 1845 год
Дорогой Генри!
Будет просто замечательно, если изобретение Дагера окажется совсем непохожим на твое. Но что толку было держать его в секрете пять лет, пока наконец не объявился соперник? Если бы ты рассказал о нем год назад, не было бы никаких сомнений или обсуждений, а теперь люди, которые не знают никаких подробностей открытия, решат, что оно не оригинально.
<…>
Твоя
Э. Ф.
Уильям Генри Фокс Тальбот. Лестница. Апрель 1844 года
Мой дорогой друг,Прилагаю небольшое изображение интерьера одной из комнат в этом доме, с бюстом Патрокла на столе. В это время года не хватает света для интерьеров, но я намерен сделать еще несколько попыток. Полагаю, что изображение книжной полки получается очень любопытным и характерным: особенно заметны разные книжные переплеты, которые создают интересную иллюзию даже в несовершенном исполнении. Я собираюсь запросить у городских властей сведения о том, представил ли Дагер описание для своего патента. У него есть на это шесть месяцев, но этот срок почти истек . Последнее, что я об этом слышал, — это что он через своего агента обратился к лорду-канцлеру с просьбой о судебном запрете на демонстрацию его процесса в галерее «Аделаида», однако лорд-канцлер отказался сделать это. Не знаю, означает ли это, что патент не будет подтвержден.<…>
Ваш метод получения изображений посредством камеры в принципе полностью схож с тем, что я применял последние несколько месяцев, часто с большим успехом, хотя и отличается от него в некоторых деталях. Я прилагаю несколько образцов своей бумаги, которую нужно промыть в нитрате серебра для придания ей чувствительности; был бы рад, если бы Вы прислали мне свои, чтобы можно было провести точное сравнение их чувствительности и других качеств. Полагаю, они отличаются в одном отношении: Вы говорите, что, если Вашу бумагу промыть в серебряном растворе и не использовать сразу, она темнеет, в то время как моя остается белой, но теряет чувствительность, поэтому при использовании ее нужно промыть еще раз.
Я против слишком поспешного обнародования этого метода, поскольку убежден, что мы только стоим на пороге того, что может быть достигнуто. Хотя совершенство французского метода Фотографии невозможно превзойти в некоторых отношениях, в других англичане решительно выигрывают: например, в возможности тиражирования копий и, соответственно, издания книг с фотографическими иллюстрациями.
<…>
Искренне Ваш,
Г. Ф. Тальбот
Уильям Генри Фокс Тальбот. Лист. Около 1839 года
***
Я не стала приводить всю переписку. Из приведенных документов ясно, что Тальбот почти пять лет скрывал свои работы и свое изобретение. Добиться правды позже ему не удалось.
