Жестокие сердца
Самойлов пишет — мол, с возрастом, как известно, увеличивается количество продуктов, от которых пердишь, а также уменьшается количество зубов. Денег же на то, чтобы поддерживать зубы в конвенциональном состоянии, уходит больше.
Самих денег при этом становится только меньше. Потому что кто станет много платить стареющему и беззубому, да? Кругом диалектика.
Становится лучше, осталось дожить до того, как станет хорошо.
И это при том, что зубы у меня хорошие, хоть сейчас резюме к бобрам закидывай. Но семнадцать лет назад один зуб обломился об бутерброд с сёмгой в Китайском летчике Джао-Да. Сначала зуб обточили, потому что я стоматологам не давался, да и денег не было, потом депульпировали, потом удалили, потом обе челюсти из-за этого разъехались, и вот я почти три года их чиню.
Пришел ставить имплант. Не снимая брекетов, обратите внимание. Это примерно как пить водку из запечатанной бутылки — требуется терпение и мастерство. Терпение моё, мастерство — не моё. Хирургом была женщина невесомой конструкции — изящная и решительная. Пока анестезия брала власть над челюстью, всё мы с женщиной хирургом беседовали.
— Корейская конструкция, шведская. Вы какую выбрали? А, ну вот. Пятьдесят тыщ. И за подсадку костной ткани сорок. Еще за пересадку десны десять. Нет, пятнадцать. Но это мы уж потом решим. Сначала кость. Костную ткань я вам буду пересаживать из коровьего материала. Я так предпочитаю. Можно из свиньи или даже из человеческого трупа. Но я так считаю, что вдруг вы еврей или человечину не любите?
Пациент в кресле беспомощен и смирен, потому как с разверстым ртом особенно не помитингуешь, вмиг цены поднимут.
Пока она мне низ ковыряла, я тихо сидел, а как вторую анестезию начала колоть в верхнюю челюсть, так я заёрзал. Откуда верхняя? У меня ж зуба внизу нет — хотел спросить я, но получалось только выразительное мычание. Как, думаю, быстро приживается костная ткань от коровы.
Оказалось, женщина-хирург мне нёбо резала, чтоб оттуда взять кусок для десны, которую она снизу вокруг импланта конструировала. Швы накладывала минут сорок пять, я чуть не обмочился, моё почтение.
Ехал в метро перекошенный и злой. Слюни капали, люди шарахались. Вы, люди, ничего не знаете. Где-то там, в будущем, я всем вам широко и озорно улыбаюсь. Просто это не сейчас, это потом. Потом, когда станет хорошо.
Да разве ж вам объяснишь. Сердца необрезанные, жестокие сердца.
