Матисс и Пикассо тщательно изучали работы друг друга.
И, разумеется, находили в них недочеты. «Хорошо известный факт, что мы с большим энтузиазмом замечаем ошибки в чужих работах, нежели в своих собственных», — говорил Пикассо. Испанец неприветливо отреагировал на полотно «Голубая обнаженная» Матисса. Он считал, что французский художник не изобразил женщину, а просто сделал предмет интерьера. Кстати, сам Матисс говорил так: «Если б женщина с моей картины встретилась мне на улице, я бы испугался и удрал от нее».
Матисс, в свою очередь, жестко раскритиковал «Авиньонских девиц».
Он окрестил работу Пикассо образцом дурновкусия и пародией. Если на холстах Матисса во главу угла ставилась целостность и уравновешенность, то «Авиньонские девицы» «дробились» и «кричали». Вся их конструкция шла вразрез с принципами построения итальянских фресок, которыми восхищался Матисс. Не мог француз не возмутиться и использованием африканских масок вместо лиц. Ведь он сам привлек внимание Пикассо к африканскому искусству. Но не думал, что испанец «трансформирует его так вульгарно».
Первой картиной, которую Матисс подарил Пикассо, был портрет дочери французского живописца Маргариты.
Испанец повесил полотно в своей студии. И вскоре предложил друзьям использовать его как мишень для игры в дротики. Втыкая иголки в картину Матисса, Пикассо как будто пытался изгнать его влияние и в то же время старался впитать его в себя, работая над своими холстами.
Пикассо и Матисс были противоположностями.
Испанец с трудом объяснялся на серьезные темы на своем скудном французском, а Матисс, напротив, любил подискутировать на художественные темы и часто становился душой компании. Пикассо предпочитал одеваться в форму заводского рабочего, обожал тельняшки и вовсе мог появиться перед гостями своей мастерской в одних трусах. А Матисс наряжался в хорошие твидовые костюмы.
Уже после долгих лет знакомства Матисс сказал Пикассо, что он как кошка: «Какое бы сальто-мортале вы ни выкинули, всегда приземлитесь на четыре лапы».
На что испанец ответил: «Да, лучше не скажешь, а все потому, что у меня сызмальства чертовски развито чувство равновесия и композиции. Что бы я ни затеял как живописец, шею я себе не сверну». Кстати, сам Матисс говорил, что есть только один человек, который вправе его критиковать. И это Пикассо.
Несмотря на кажущуюся вражду, Матисс и Пикассо знали истинную цену друг другу и даже коллекционировали полотна один другого. А Пикассо и вовсе хранил картины Матисса в сейфе.
